Естественно, что Сталин собирал у себя все изданные в 20–40-е годы произведения Маркса, Энгельса и Ленина. Но в его библиотеке была и почти полная коллекция книг Карла Каутского, Розы Люксембург, Августа Бебеля и других немецких теоретиков социализма, которые считались тогда наиболее сильной в теоретическом отношении группой марксистов. Некоторые из этих книг были на немецком языке, который Сталин пытался, не слишком успешно, учить на протяжении многих лет. Еще К.Маркс говорил, что книги его рабы, и испещрял пометками и заметками поля каждой прочитанной им книги, загибая и закладывая нужные ему страницы. На полях работ Маркса и Ленина Сталин не делал критических замечаний, но только отчеркивал или подчеркивал некоторые фразы. На обложке изданной в 1923 г. книги Ленина "Государство и революция" Сталин написал: "Теория изживания (государства) есть гиблая теория!" При чтении работ Энгельса Сталин был менее почтителен. Здесь на полях Сталин мог написать: "Смутнова-то", "Не только" и даже: "Нет, это неверно". На полях книг К.Каутского "Теория и коммунизм" (1919, Берлин) и "Пролетарская революция и ее программа" (1922, Берлин) можно встретить не только пометки: "Ха-ха!", "Хе-Хе!", "Ишь ты!", но и слова: "Дурак", "Сволочь!", "Подлец и сволочь!"
В квартире Сталина в Кремле и на его дачах были большие библиотеки, содержавшие преимущественно литературу по истории, философии, экономике. Книги постоянно использовались, Сталин читал и делал пометки на полях. Люди, которым довелось видеть написанные его рукой письма, статьи и постановления, высоко оценивали его интеллектуальные возможности. Правка Сталина на текстах многих документов была точна и позволяла видеть в нем тонкого политического деятеля, хорошего стилиста, отлично владевшего русским языком. Пометки Сталина на страницах сотен книг его библиотеки свидетельствовали о широте его знаний, о том, что он читал не только труды марксистов, но и произведения многих зарубежных ученых. С большим презрением Сталин относился к атеистической литературе. В одной из своих записок 1920-х он называет ее «антирелигиозной макулатурой».